ИСТОРИЯ
История в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего. Правители, Законодатели действуют по указаниям Истории и смотрят на её листы, как мореплаватели на чертежи морей.
Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское общество
и какими способами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды людей
и даровать им возможное на земле счастие…
(Николай Карамзин)
Продолжение
Эвакуация Дюнкирхена была поразительной удачей. На один истребитель было взято до 2000 человек и подчас англичане брали с собой и французов. Правда, из всего своего снаряжения они могли захватить с собою только пистолеты. Я никогда ещё не видел такого количества оружия, автомобилей, горючего и т. д. как в Дюнкирхене».
Гитлер ещё раз поплатился за своё нетерпение. Он слишком рано счёл битву на севере Франции оконченной и преждевременно повернул свои главные силы на юг для прорыва слабого фронта, который генерал Вейган успел наскоро создать на Сомме и Эне. 26 мая, когда англо-французские силы оказывали у Калэ отчаянное сопротивление, чтобы прикрыть эвакуацию Дюнкирхена, Гитлер назначил новое наступление на 31-е. Отсрочка на 5 дней вызывалась необходимостью привести в порядок танковые части, расстроенные непрерывными походами и боями в течении трёх недель.
Несмотря на все, победа была блестяща и решительна.
«Передвижения, — говорит Кайтель, — были так хорошо рассчитаны и организованы, что по прибытии в Аббевилль, наши танковые дивизии ещё имели запасы горючего».
И Иодль добавляет:
«Как солдат, я никогда, не принимал в расчёт внутренние затруднения, которые могли бы ослабить Францию и был не мало удивлен слабым сопротивлением французской армии».
ПОЧЕМУ ГИТЛЕР НЕ ВЫСАДИЛСЯ В АНГЛИИ И НЕ ВЗЯЛ ГИБРАЛТАРА?
Этот пункт всегда вызывал удивление: почему Гитлер, после своей победы в Дюнкирхене, не высадился в Англии?
Англия не имела никакой сухопутной обороны. Она послала во Францию в начале войны все силы, какими располагала. Гитлер рассчитывал, что Англия пошлёт на континент максимум три дивизии. В мае 1940 г. их было там уже десять.
Утверждать, будто Англия недостаточно помогала Франции — было бы клеветой и извращением фактов. ещё после Дюнкирхена Англия совершила непростительную неосторожность, послав за Ла-Манш своё последнее танковое соединение — бригаду лёгких танков, которая была выгружена в устье Сены и погибла без малейшей пользы в безнадёжной битве.
Продолжение
Продолжение
Тем не менее, мы не можем быть уверены в фальши Рудольфа Гесса. Он не был военным и не имел доступа к документам ОКВ. Фаворит, первый адъютант Гитлера, он был, несомненно, в курсе его общих идей, но, вероятно, даже почти, наверное, не был посвящён в детали его планов. То, что я выше отметил об особенностях разделения власти при Гитлере, делает весьма правдоподобным предположение, что человек в ранге Гесса не был посвящён в проект, о котором Гитлер неоднократно повторял, что он явится величайшим сюрпризом для истории и до последнего дня он должен быть покрыт глубочайшей тайной.
— А Италия? — спросил М. Керкпатрик, — известны ли вам её требования?
— Нет.
— Это, однако, важно.
— Я не думаю, чтобы требования Италии были чрезмерными.
— Итальянцы не могут похвалиться успехами.
— Может быть. Но они оказали нам крупные услуги и, в конце концов. в 1919 г. вы довольно щедро вознаградили Румынию, которая тоже была бита.
Разговор продолжался два часа с четвертью. М. Керкпатрик нашёл, что этого достаточно. «Я счёл, — говорит он не без юмора, — что дальнейший разговор бесполезен и только лишил бы нас завтрака». Он поднялся и направился к двери.
Продолжение
Молотов приехал 10 ноября. Официально Германия и Россия были ещё добрыми друзьями. Приём советского министра был обставлен с одной стороны военной показной пышностью, с другой — тем несколько грубоватым радушием, которое так характерно для церемоний тоталитарных держав. Сохранилась фотография: Риббентроп весело хохочет, а молотов со своим непроницаемо лукавым лицом протягивает ладони, как будто говорит: «Вот видите, я ничего не взял».
Германские дипломатические документы заявляют, что результат поездки Молотова был удовлетворительный. «СССР, — говорит документ А. 15.199, — по-видимому склонен примкнуть к тройственному пакту после улажения нескольких вопросов, перечень которых следует».
Вот эти вопросы:
В вопросе Финляндии Молотов осторожно нащупывал почву. Германия отказалась допустить простую аннексию всей страны Советским Союзом, но выразила готовность сделать кое-какие уступки.
Молотов был посвящён в проект действий против Греции для поддержания Италии. Он согласился. Со своей стороны он потребовал признания советских интересов в Болгарии, аналогичных германским интересам в Румынии. Немцы не возражали.
По поводу проливов немцы заявили, что они вполне понимают стремление России стать там твёрдой ногой и они вовсе не отстаивают господства Турции над Дарданеллами; равным образом они поддерживают притязания России на район Карса и соглашаются оказать общее давление на Турцию.
Наконец немцы заявили, что они не заинтересованы в Персии, а русские выразили готовность уладить свои недоразумения с японцами.
В общем это было почти соглашение. Две агрессивные державы ещё находили достаточное поле для мирных захватов, откладывая свою схватку на будущее время. Тот, кто брал бы этот документ буквально, нашёл бы в нем больше шансов на мир, чем на войну.
Однако это была лишь официальная, так сказать поверхностная истина. Подлинную, глубинную истину мы найдём в том впечатлении, которое приезд Молотова оставил в душе Адольфа Гитлера. Историческую реальность гораздо вернее передают живые свидетели, чем документы.
Продолжение
Нет ничего более драматического в военной истории, чем этот страшный удар мороза по движущейся армии. Германская армия была одета в свои обычные шинели и сапоги и не имела к этому ничего, кроме шарфа на шею и перчаток. В тылу армии все паровозы замёрзли. На фронте орудия и ручное оружие отказывались служить. По словам генерала Шалля, танковые моторы приходилось целыми часами разогревать, чтобы пустить их в ход.
Русские солдаты были одеты в полушубки и валенки и имели все необходимые средства против замерзания оружия. И тем не менее они тоже страдали… Контратака, предпринятая ими 7 декабря, не имела успеха несмотря на то, что германская армия была заморожена. Гитлер, находившийся в Восточной Пруссии, в сотнях километров от поля битвы, приказал возобновить движение на Москву.
«12 или 14 декабря, — рассказывает Гудериан, — я отправился к Браухичу. Я был в подавленном состоянии. Умолял его поставить фюрера в известность о подлинном состоянии армии. Браухич обещал, но у меня создалось впечатление, что он впал в немилость и что ему было просто невозможно передать мои сообщения Гитлеру.
16 декабря я просил генерала Шмундта, первого адъютанта фюрера, навестить меня в моей главной квартире в Орле. Шмундт был поклонником Гитлера, но честным и добросовестным человеком. Я сказал ему всю правду и мне удалось его убедить. Он взял телефонную трубку и несколько раз пытался соединиться с Гитлером. Но расстояние было слишком велико и линии были в плохом состоянии. Разговор не мог состояться.
Тогда я решил сам отправиться к Гитлеру. Я был одним из немногих генералов, которые могли себе позволить такую смелость. Гитлер несколько раз давал мне аудиенции, и он меня всегда выслушивал, даже когда и не следовал моим советам.
Я отправился самолётом в Восточную Пруссию в страшный холод и прибыл туда 20 декабря. У меня было с фюрером три разговора, которые длились в общем пять часов. Я описал ему состояние армии перед Москвой и пытался убедить его, что армии не в состоянии сделать то усилие, которое от них требовалось. Я ему сказал, что мы стоим перед разгромом, не от неприятеля, но от холода. Я убеждал его отменить наступление, очистить занятую территорию, ибо мы не могли её удержать, и отвести войска на зимние квартиры, обратив танки в блокгаузы. Я уверял его, что это единственный способ спасти армию и обещал ему, что мы возьмём Москву весной.
Продолжение
Браухич и его офицеры взяли обратно свой план с пометками Гитлера и переделали его согласно указаниям фюрера.
При этом Гитлер назначил срок войны. «Наступление, — сказал он, — начнётся 25 августа. Что касается срока победы, то он его указал графу Чиано во время их беседы. Он считал необходимым срок в две недели, чтобы сломить сопротивление польской армии и, сверх того, четыре недели. Для завершения всей операции. Таким образом, он рассчитывал закончить кампанию раньше, чем осень превратит польскую равнину в непроходимое море грязи.
Германо-советский пакт был объявлен Москвой 21 августа. На следующий день Гитлер собрал в Оберзальцберге высших германских генералов. Их собралось, по словам Кайтеля, 15 или 20, — все командующие армиями и единениями авиации и танков.
Никогда, вероятно, не будет установлен точный текст речи, произнесённой Гитлером на этом собрании. Существуют две различные версии, и бесконечные дискуссии в Нюрнберге оказались бессильны установить, какая из этих версий — подлинная.
Продолжение
Германия не отвечала на мобилизацию. Во всем мире создалось впечатление, что фюрер отступил. Но мир ещё не имел представления о гневе Гитлера.
«Намерение фюрера не приступать немедленно к разрешению чешской проблемы, — писал Иодль в своём журнале, — изменилось вследствие стратегической концентрации, произведённой чехами 21 мая без всякой угрозы с нашей стороны и без всякого повода».
«Так как Германия не отвечала, то престижу фюрера нанесен ущерб, повторения которого он не намерен терпеть. Вот почему издан новый приказ до поводу „зеленого плана“.
Эта «зелёная тетрадь», этот план кампании против Чехословакии, был начат зимой 1937-38 гг.; генерал фон-Фрич составил теоретический военный этюд на эту тему. После «аншлюсса» был выполнен ряд подготовительных работ. После 30 мая 1938 г. эти работы вылились в форму точного и подробного проекта захвата Чехословакии.
Генералы встревожились.
«Чистка» в начале 1938 г. была недостаточна для приведения Главного Штаба к покорности. Дух Бломберга и Фрича жил ещё в оставшихся. Принципиальная позиция генералов оставалась прежнею: никакого риска войны, пока Германия не будет готова, т. е. до 1943-45 г. Впрочем из трёх, которых Гитлер застал при своём приходе к власти, оставался всего один: генерал Бек.
Он занимал должность начальника Главного Штаба армии. Это был человек мужественный, с ясным умом и упорный, который отзывался о Гитлере с откровенной суровостью: «Сумасшедший», — говорил он.
«Все обостряется, — пишет Иодль в своем журнале, — противоречие между убеждением фюрера, согласно которому мы должны что-то предпринять ещё в этом году, и мнением армии, что мы не можем ничего предпринять, так как западные державы вмешаются, а у нас нет равных с ними сил».
В июне Гитлер сделал сцену Браухичу и Беку. Он приказал им ускорить приготовления к нападению на Чехословакию и иметь в виду полную оккупацию всей страны. Он отказался слушать их советы благоразумия и передал им новую директиву от 18 июня.
«Германии, — сказал он, — нечего бояться опасностей превентивной войны. С другой стороны, она не входит ни в какой союз, который мог бы автоматически привести её к войне. Поэтому она свободна в своих решениях.
Продолжение и конец
Несправедливость и суровость фюрера ускорили падение качеств высшего командного состава армии. Начатая победителями под Млавой и Седаном, русская кампания заканчивалась посредственностями. Гитлер не терпел военачальников с характером и отказывался верить, что характер обычно сочетается с талантом.
«В Мондорфе, — рассказывает Кайтель, — меня в течении двух дней допрашивала русская комиссия. В конце допроса русский генерал отвёл меня. в сторону и спросил: „Объясните мне, почему вы сместили всех ваших лучших генералов? Нам ведь тоже случалось смещать генералов за проигранные битвы, но если они были вообще хороши, то мы их снова пускали в дело. Посмотрите, Тимошенко был разбит под Харьковом, но потом он снова встал во главе армий. Вы же кончали войну с людьми даже не второго, а третьего сорта“.
Продолжение
К англо-саксонскому миру Гитлер прилагал те самые мерки силы и силовых отношений, которые он выработал в своём мозгу. Потому и следствия получались смехотворные. США, нападающие на Канаду или Англия, отстаивающая Южную Америку при содействии германского флота!
Он верил, что Англия не будет воевать. Он верил, что США не вмешаются в конфликт. Он воображал, что англичане позволят ему взять Варшаву и царить в Москве при условии, что он обещает оставить им Индию, и что американцы настолько заняты своим бейсболом и звёздами Холливуда, что они прикроют глаза на разрушение Лондона — колыбели их цивилизации.
Тот факт, что Гитлер так безрассудно ринулся в войну, объясняется только этим пробелом в его представлениях. Ибо во всем остальном он был реалист, и он, несомненно, не взялся бы за оружие, если бы правильно учёл свои шансы на поражение.
Он видел перед собой центральную Европу раздробленной и наполовину сочувствующей себе, видел несамостоятельную и слабую Францию, неорганизованный и временно ослабленный Советский Союз, нейтральную и склонную к соглашению Англию и далёкие, и безразличные ко всему Соединённые Штаты.
Риск был, по-видимому, невелик. В 1939 году он верил, что ему удастся совершить все то, что он наметил в 1937 году: достигнуть своих целей за наименьшую цену.
Он не играл, как многие думают, ва-банк. Наоборот, он думал, что ведет благоразумную игру.
«Я был бы сумасшедшим, — сказал он генералу Гальдеру, — если бы ради такого вопроса, как Данциг и коридор, бросился бы в общую войну наподобие 1914 года».
Он представлял себе, что завоевание мира пойдёт гладко. Но он не знал англичан и американцев. И в этом была его гибель.
Продолжение
...Особенно велика была его ненависть к Сухопутной армии, в которой он находил наибольшее выражение старого прусского духа. «У меня, — говорил он по словам Иодля, — национал-социалистическая авиация, христианский флот и реакционная армия». В устах Гитлера «реакционный» было бранным словом, почти равносильным тупому, полускотскому. Поэтому он обращался с авиаторами дружески, с моряками снисходительно, а с армейскими генералами — как с собаками.
Право перевода на русский язык книги Р. Картье приобретено нашим издательством у французского издательства «Файар».
Перевод на русский язык сделан Е. Шугаевым.
Издательство «Посев».
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Нюрнбергский процесс даёт нам ключ к пониманию истории последних десяти лет. Не будь его, — события, приведшие к войне, равно как и самая война остались бы ещё надолго загадочными во многих своих частях.
Процесс имел целью покарать преступников. Но эти преступники были министры, генералы, лица, занимавшие высшие посты в «Третьем Райхе». Они являлись участниками всех крупных событий, как внутренних, так и внешних, с момента появления Гитлера. Поэтому суд над ними был судом над режимом в целом, над целой эпохой, над всей страной.
Процесс был тщательно подготовлен.
Незадолго до вступления союзных войск в Германию были образованы специальные отряды, причисленные к Главному Штабу генерала Эйзенхауера, задачей которых было разыскивать, разбирать, классифицировать и охранять все документы неприятеля, могущие пролить свет на виновность «наци» и на их методы ведения войны. Это было замечательное достижение, блестящий успех методики и организации, заслуга которого принадлежит прежде всего американцам.
На процессе были представлены тысячи документов. Многие из них являлись строжайшим военным или дипломатическим секретом. Если бы Германия выиграла войну или даже если бы конец войны не был таким стремительным и сокрушительным, то все эти документы были бы навсегда скрыты от мира или, в крайнем случае, появились бы лишь много лет спустя.
Таковы, например, архивы верховного командования германских вооружённых сил, захваченные во Фленсбурге. Непостижимо, каким образом, даже в обстановке разгрома, в апреле 1945 года, в Германии не нашлось офицера с зажигалкой, чтобы предать их огню. Но, к счастью, немцы благоговеют перед бумажками и перед архивами. И благодаря этому, судьи в Нюрнберге имели в своём распоряжении директивы Гитлера, протоколы его секретных совещаний и главных заседаний военных советов, планы верховного командования и т. д. Иначе говоря, самую суть истории и в то же время неоспоримые доказательства замыслов и преступлений «нацистов».
Железные канцлеры... Дипломатия, как и политика, — искусство возможного. Рамки объективных обстоятельств обычно оставляют весьма узкий коридор, в пределах которого и вынуждены состязаться мастера дипломатического маневрирования. Однако в международной политике бывают моменты, когда доминирующее значение приобретают такие факторы, как интеллектуальные, волевые и этические качества государственных мужей. Это чаще всего случается в периоды, когда старая структура международных отношений вдруг разваливается, а новая не успевает вызреть не только в системах межгосударственных договоров, но и в головах президентов и императоров. Один из таких периодов пришёлся на промежуток между 1856 и 1890 гг. Начало этой эпохи отмечено окончанием злосчастной Крымской кампании и назначением Александра Горчакова на пост главы российского министерства иностранных дел. Завершающим моментом можно с полным основанием считать отставку объединителя Германии, канцлера Отто Бисмарка. Именно в это время было покончено со старофеодальной Европой Священного Союза, и были заложены новые европейские отношения.
Болгария под османским владычеством... В 1829 году в Москве появилось сочинение молодого ученого Юрия Венелина «Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам». Книга эта стала настоящей сенсацией и произвела огромное впечатление на читающую публику России. И неудивительно, ведь в ней говорилось о великой цивилизации, совершенно неизвестной россиянам. Между тем, как следовало из книги Венелина, средневековое Болгарское царство было когда-то грозным соперником даже могущественной Византии.
БОЛГАРЫ СТАРОГО ВРЕМЕНИ
Трудно было поверить, что этот небольшой народ, фактически растворенный в турецкой среде и больше известный под именем «турецких христиан», был создателем самого раннего государства у славян, что именно болгары первыми из славянских народов приняли христианство. И, наконец, что именно оттуда уже переведенные на славянский язык Библия, Евангелие и другие богослужебные тексты были принесены в конце Х века на только что крестившуюся Русь. Имена болгарских царей и военачальников, события бесчисленных войн с Византией, сопровождавшихся славными победами и сокрушительными поражениями — все это словно предстало воочию перед русскими читателями. И кто бы мог подумать, что не в далекой Индии, не заокеанской Мексике, а рядом, на земле, по которой не раз прошла с боями русская армия в войнах с Турцией, существовала великая культура. Эту культуру с ее литературными и архитектурными памятниками, фресками и иконами, с ее взлётом богословской мысли россиянам еще предстояло открывать и изучать.
Начальник Управления нелегальной разведки КГБ СССР, живая легенда отечественных спецслужб, генерал-майор Юрий Дроздов в нашем интервью рассказывает о секретных соглашениях Госдепа США и объясняет, что источник межнациональных конфликтов в России находится на Западе, раскрывает американские методы влияния на массы и вспоминает, как был резидентом советской разведки в Китае и США и спасал из нью-йоркской тюрьмы Рудольфа Абеля.
Героями не рождаются. Ими становятся. Истина старая, как мир. Но за всю историю мира не так уж много наберёшь примеров, подтверждающих эту максиму. Михаила Дмитриевича Скобелева к этим немногим можно смело отнести.
Ещё будучи слушателем военной академии Михаил Скобелев был послан за 30 вёрст от Петербурга на берег Финского залива производить съёмку местности. Остановившись в небольшой деревушке, где прожил несколько месяцев, был поражён бедностью и нищетой местных крестьян. Истратив все жалование на покупку одежды и обуви местной детворе, он щедро помогал и местному крестьянину Никите, у которого жил все это время. Однажды он пошёл в лес за жердями и на обратном пути застрял в болоте. Захудалая белая сивка спасла жизнь будущего героя России. «Я её налево забираю, а она меня направо тянет, — говорил Скобелев Никите, — если где придётся мне на лошади ездить, так чтобы твою сивку помнить, всегда буду белую выбирать».
Очевидно, после этого у Скобелева возникло мистическое пристрастие к лошадям белой масти; а белый мундир во время боя был продолжением и завершением белизны его коня. Именно поэтому русские воины называли Скобелева «Белым генералом» , а в Средней Азии и на Балканах — «Ак-пашой»; его упоминание приводило в трепет азиатских неприятелей и турецких янычар. Простые российские солдаты относились к нему с уважением и пиететом. Офицеры-штабисты — недолюбливали, завидуя его успехам, шептались за его спиной, что он позёр, который нарочито щеголяет своей отвагой, презрением к опасности и к смерти. Отлично знавший генерала Василий Иванович Немирович-Данченко, брат основателя Художественного театра, отмечал, что «презрение к смерти — лучший жест из всех жестов, когда-либо придуманных людьми». Немирович-Данченко писал: «Он знал, что ведёт на смерть, и без колебаний не посылал, а вёл за собой. Первая пуля — ему, первая встреча с неприятелем была его. Дело требует жертв, и, раз решив необходимость этого дела, он не отступил бы ни от каких жертв».
- 5
- 4
- 3
- 2
- 1
(3 голоса, в среднем: 5 из 5)
