900 ДНЕЙ И НОЧЕЙ: «ГОВОРИТ ЛЕНИНГРАД…»

Текст статьи

Чем оно было для нас, жителей осаждённого врагом города, в годы минувшей войны? Да, пожалуй, одним из самых главных помощников жизни, близким другом, символом того, что Ленинград живёт, борется, воюет...

Среди грохота бомбёжек, артобстрелов, в напряженной звенящей тишине ночей и дней прислушивались ленинградцы к механическим ударам метронома, как к живому биению сердца, прислушивались и ждали, когда прозвучит в эфире короткий щелчок микрофона, и дикторы блокадного радио Антонина Васильева, Михаил Меланед, Давид Беккер скажут такие знакомые, такие мирные слова: «Говорит Ленинград!»
«Говорит Ленинград!» — эти простые, в сущности, слова воодушевляли ленинградцев, напоминали нам, что жизнь продолжается, несмотря на все страдания и нависшую над ней угрозу. В книге о тех тяжёлых, подчас невероятных, но незабываемых событиях жизни в огневом кольце блокады рассказывают сотрудники Ленинградского радио: писатели и журналисты, актёры, инженеры и техники связи, операторы звукозаписи — все те, кто жил и работал в Доме радио и для кого это громоздкое старое здание на улице Ракова, 27 стало на долгое время родным домом. Здесь жили и работали в экстремальных условиях, как на фронте: подвергались бомбёжкам и обстрелам, мерзли, голодали, умирали, праздновали победы. Работали до последнего вздоха, не давая городу почувствовать себя оторванным от «большой земли», от всего мира. Они не думали о гибели, они верили в справедливость своей борьбы, верили в победу и делали все для того, чтобы она пришла. В простоте выполняемого ими долга было величие подвига, которое мы смогли в полной мере оценить лишь только после того, как все это минуло, уже тогда, когда Ленинград выстоял, выжил. И сейчас, обращаясь памятью к тем незабываемым дням, невольно думаешь, как они смогли, мои земляки, вынести все это безумие и не пасть духом, не сдаться, выдержать все и победить. Но ведь смогли. Смогли... И от этого факта не уйдёшь. И это прекрасно. И об этом никто из нас, работающих и поныне на Ленинградском радио, не забывает никогда.
Вот уже свыше четырёх десятилетий я ежедневно подхожу к главному подъезду Дома радио на улице Ракова или, вернее, на Манежной площади. Привычно берусь за медные ручки старинных полированных дверей и прохожу через небольшой вестибюль, где у окошечка бюро пропусков всегда многолюдно: в Дом радио с утра до вечера идут люди. При входе здороваюсь с милиционерами, стоящими на посту № 1 (мы все давно знакомы со многими из них, они тоже знают нас не только по голосам, которые слышат по радио, но и в лицо). Мраморная лестница ведёт в просторный холл.
Наш дом построен в 1914 году. Он привлекает внимание прохожих монументальностью постройки. Ещё бы, ведь это, пожалуй, единственное здание в Ленинграде, которое стоит на массивной свинцовой подушке. Забегая вперед, скажу, что, когда в 1941 году в соседний дом попала бомба, силой ударной волны в Доме радио были. выбиты стекла, а сам он, качнувшись, как Ванька-встанька, встал на прежнее место, не получив ни одной трещины. Спасла его свинцовая подушка под фундаментом. Строила этот дом японская фирма, и предназначался он первоначально под японское консульство в Петербурге. По каким-то причинам японцы не приехали, а дом купили и достроили купцы, открыв в нем благородное купеческое собрание. (На фасаде здания до сих пор сохранился укреплённый на шарах обелиск, обращённый на восток, — символ Страны восходящего солнца.)
Здание строилось из напряженного железобетона с металлической арматурой внутри стен. Вероятно, у архитектора были опасения, что такую огромную массу не смогут выдержать сваи, тем более ненадёжные в условиях болотистого Петербурга. Кстати, в то время в этом доме не было и ни одной деревянной переборки. Все его капитальные стены были сделаны из лёгкого пенобетона.
Внутри здание сохранилось в том виде, каким было в те, теперь уже далёкие, времена. Стены и колонны, облицованные мрамором, лепные украшения на потолке, светильники в восточном стиле под старину, красивый паркет на полу и высокие, до самого потолка, окна в виде больших светящихся арок. В вестибюле — большое живописное панно, выполненное на потолке: «Диана на охоте». На нем изображены дары, которые природа передаёт удачливым охотникам, находящимся под покровительством богини греческой мифологии.
До переезда сюда, на Ракова, 27, в 30-х годах Ленинградское радио несколько раз меняло свои адреса.
Впервые слова «Говорит Ленинград!» прозвучали в эфире 24 декабря 1924 года из небольшой студии, оборудованной в уютном особняке на Песочной улице (ныне улица имени профессора А.С. Попова). Там уже после окончания войны разместилась и первая студия Ленинградского телевидения.
Так вот, мощность первой радиостанции была невелика — всего один киловатт, создали ее работники Центральной радиолаборатории.
В 1926 году Ленинградское радио располагалось на улице Герцена, дом 37. Здесь были оборудованы уже две студии и вдвое увеличена мощность радиостанции.
В 1928 году был создан Радиоцентр, он разместился на Набережной Мойки, 61, в здании Электротехнического института связи имени М. А. Бонч-Бруевича. Здесь уже была установлена новая американская аппаратура типа «Вестерн». Музыка передавалась с пластинок через рупор граммофона, подставленный к микрофону, поскольку проигрывателей еще не было. Мощность радиостанции увеличилась до десяти киловатт.
Большому городу, однако, требовалась более мощная радиостанция и, конечно, не временно оборудованный, а постоянный надёжный радиодом со стенами, не пропускающими внешних шумов и звуков, с комплексом концертных, камерных, речевых студий. После долгих поисков, споров и обсуждений был сделан окончательный выбор: Дом радио в начале 30-х годов обосновался в здании на углу Малой Садовой и улицы Ракова. Здесь радио продолжает свою работу и поныне.
Создание редакций, творческих коллективов — оркестра, хоров и т.п.— потребовало решения множества вопросов не только технического оснащения вещания, но и форм общения со слушателями. Необходимо было подобрать специалистов, создать дикторскую группу, специфике работы которой в то время уделяли особое внимание.
В эти годы и появился на радио очень увлечённый человек — В.П. Терпугов, разносторонний профессионал: он был диктором, тонмейстером, акустиком, художественным руководителем, обучавшим дикторов технике речи. Под руководством В.П. Терпугова закладывалась ленинградская школа дикторского мастерства, достойным представителем которой стал другой выдающийся мастер художественного слова — Ю.Н. Калганов.
Один из организаторов радиовещания Ленинграда, Калганов был пропагандистом художественного чтения с отчётливо выраженной творческой индивидуальностью актёра и чтеца. И сегодня ленинградские дикторы продолжают традиции выразительного чтения у микрофона, заложенные Юрием Николаевичем Калгановым.
Основным средством звукозаписи 30-х и 40-х годов были большие восковые диски или более качественный «тонфоль» (тонфолевые диски, имеющие вид обыкновенной пластинки). С помощью американского аппарата «Престо» на этих дисках нарезались звуковые дорожки, с которых и воспроизводилась запись.
Таинством записи на «Престо» владела Любовь Спектор — молодой оператор, которая в годы войны освоила работу на трофейном магнитофоне и вместе с радиожурналистами выезжала на репортажной машине на фронт. Так что Ленинградское радио можно считать зачинателем фронтового репортажа. Кстати, в аппаратной «Престо» был записан исторический репортаж, переданный по проводам из Москвы, о полной и безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии.
История этих далёких лет представлена в музее Ленинградского радио. В вестибюле на втором этаже Радиокомитета, перед главной студией, на мраморной стене укреплена мемориальная доска. Золотыми буквами начертаны на ней имена ста пятнадцати наших товарищей, погибших в Доме радио на боевом посту в годы второй мировой войны.
На шестом этаже прямо с площадки начинается обширный зал — бывшая бильярдная благородного купеческого собрания. Здесь на многочисленных стеллажах размещены старинные детекторные и ламповые радиоприёмники, угольные микрофоны, уникальные музыкальные инструменты из коллекции Академического русского народного оркестра имени Андреева. На стендах — театральные афиши минувших лет, фотографии актёров, дикторов, режиссёров и дирижёров, журналистов радио — представителей всех работавших здесь за шесть с лишним десятилетий поколений.
Это музей Ленинградского радио, созданный несколько лет назад по инициативе и руками комсомола. В его организации принял участие и один из авторов этой книги — Михаил Григорьевич Зегер.
Нельзя без волнения читать собранные здесь документы, повествующие о мужестве человеческого духа, о беспримерном героизме людей, о чистоте их помыслов, об их стойкости в неравной борьбе с врагом.
В музее представлен макет редакционной комнаты периода блокады: письменный стол с чернильницей, на нем керосиновая лампа «летучая мышь», аккуратная стопочка рукописей. У стола — манекен: человек в полувоенной одежде — ватник, ушанка, валенки, очки в металлической оправе. Да, так выглядели радиожурналисты военной поры Моисей Блюмберг, Арон Пази, Лазарь Маграчев, Матвей Фролов и другие, чьи имена заняли достойное место в исторической летописи Ленинградского радио.
На стендах материалы и о послевоенном поколении работников нашего радио.
Дом радио живет обычной, наполненной кипучей энергией творческой жизнью. Из фонической студии раздаются звуки эстрадного оркестра, рядом в студии поет хор. Разноголосица звуков — шум, музыка, грохот — слышится из цеха звукозаписи. Из редакционных комнат доносятся звонки телефонов, разгорячённые спором голоса. С раннего утра и до глубокой ночи наполнен этой разноголосицей многоэтажный Ленинградский радиодом.
Идут годы, неумолимое время стирает события из нашей памяти, уходят из жизни ветераны, живые свидетели и участники непростой истории Ленинградского радио. И вот сама жизнь подсказала нам, что нужно записать воспоминания живущих нынче людей — тех, кто был очевидцем событий, кто в блокаду и в первые послевоенные годы работал на радио.
Пусть это будут лишь отдельные штрихи из нашей истории и биографии радио, но, верьте, они написаны памятью души и сердца.
Открывают книгу воспоминания начальника радиовещательного узла связи Ленинградского радиокомитета в годы войны, в послевоенные годы — заместителя председателя Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию Петра Александровича Палладина (1909-1975). Вся его жизнь была посвящена радио. Сын известного советского биохимика академика А. В. Палладина, он избрал путь связиста радиовещания, был стойким, мужественным защитником города Ленина. Надеемся, что читатели оценят ясность и искренность в описании событий, участником которых был Пётр Александрович Палладин. <…>
Все, рассказанное в книге, — лишь эпизоды, страницы, может быть, несовершенные в художественном отношении, зарисовки и штрихи многообразной, неповторимой, сложной истории Ленинградского радио. История эта документальна, если понимать под документальностью человеческую судьбу, биографию, вобравшие впечатления и факты своего времени и все то, что осталось в памяти о минувшем.
Прежде всего это книга о людях — о тех, чьи воспоминания ее составили, и о тех, память о которых должна сохраниться, чьи имена, не будь этих воспоминаний, навеки исчезли бы из жизни неузнанными, неназванными, затерявшись в кипучих буднях настоящего.
А. ВЬЮНИН

П.А. ПАЛЛАДИН: «ДЕЙСТВУЙТЕ ПО ИНСТРУКЦИИ»

С первых дней 1941 год был очень напряженным. По заданиям, получаемым из Дирекции радиовещания и связи, чувствовалось приближение серьёзных, значительных событий. Мы понимали, что дело идёт к войне: во-первых, большинство из нас, связистов, было забронировано, составлялись мобилизационные планы. Они лежали на всех наших предприятиях в запечатанных конвертах. Во-вторых, часть наших товарищей призвали на военные сборы. Даже новую машину «пикап» мы получили в военном исполнении — окрашенной в защитный цвет.
Весна 1941 года выдалась в Ленинграде холодной, дождливой, не отличался от неё и июнь. Никого не тянуло за город. Наконец стало теплеть, и на воскресенье 22 июня мы назначили переезд на дачу. В девять часов утра собрали последние пожитки, и вдруг — телефонный звонок. Звонил дежурный центральной аппаратной А.М. Мохов: «Пётр Александрович, председатель Комитета Нусимович просит вас срочно прибыть в РВУ». Недели за две до этого воскресенья начальника радиовещательного узла (РВУ) призвали на сборы в армию, и я его заменял.
Звоню Нусимовичу, говорю, что собираюсь уезжать на дачу. И слышу в ответ: «Дачу забудь, срочно приезжай». Бросаю все, семье говорю: сидите дома, оставьте сборы, выезд придётся отложить. Поехал. Только вошёл, звонок из Дирекции. «Вскройте мобпакет и действуйте по инструкции». Перепроверяю указание, вскрываю пакет. Снимаю с дежурства аккумуляторщика, посылаю его за шофёром Геновичем и приказываю им развезти на машине конверты с приказом срочно прибыть в РВУ всем работникам. А в мыслях: это учебная тревога, проверка выполнения мобилизационных планов.
Поднимаюсь к Нусимовичу, он только что прибыл из Смольного, у него заместитель председателя Радиокомитета В.А. Ходоренко. Меня встречают ошарашивающим сообщением: кончилась мирная жизнь. Война! Сегодня ночью фашистские самолёты бомбили наши города, немецкие войска перешли границу. В двенадцать часов будет важное правительственное сообщение. Давай проверяй и готовь технику. Я тут же спустился в аппаратную. Вместе с А. М. Моховым мы проверили каналы связи, предупредили радиостанцию об ожидаемой особой передаче. К двенадцати часам начали прибывать вызванные по приказу работники РВУ.
В двенадцать часов дня Москва передала выступление В.М. Молотова. На улицах были включены рупоры, люди останавливались, слушали, тревога, суровая серьёзность были написаны на лицах. Казалось, весь город сразу стал другим.
В этот же день транспортная группа начала подготовку к срочным выездам на трансляции, проверять аппаратуру. Кабельная группа готовила инструмент для возможного ремонта связи. Ждали дальнейших указаний. Люди оставались на местах до вечера, для них организовали питание в столовой, ночлег в здании РВУ. Из подвала радиодома принесли доски, в канцелярии и кабинетах составили из них нары, покрыли суконными драпировками, собрали все имеющиеся кушетки и так организовали на первую ночь общежитие.
Настала первая военная ночь; я обошёл все помещения, везде бодрствовали дежурные, а в «общежитии» мирно спали свободные от работы мои товарищи. Вот так мы встретили первый день и первую ночь войны. В ту ночь я не знал ещё, что с этого момента я отсюда никуда не уйду, здесь четыре года будет мой дом, здесь я переживу все дни блокады.
24 июня 1941 года я был назначен начальником радиовещательного узла. Вся ответственность за работу первого технического звена большой и сложной цепи радиовещания теперь ложилась на меня. Но я верил в товарищей, верил, что с ними мне не страшны любые трудности.
О нашей жизни и работе во время войны речь пойдёт в этих воспоминаниях.
С воскресного дня 22 июня в жизни работников Ленинградского радио наступила новая, суровая военная пора, пора будущих блокадных дней и ночей, пора борьбы и страданий. У нас было очень смутное, а точнее, совсем неясное представление о том, что придётся делать. Ещё памятной была финская кампания, когда вечером город погружался в темноту, трамваи и автомашины ходили с синими фарами, многие обзавелись ручными фонариками. Но тогда воздушных тревог не объявляли, и что такое налёт авиации, мы, конечно, не представляли. В песнях, кинокартинах, спектаклях — всюду звучало: «Своей земли не отдадим ни пяди...», «Воевать будем на территории врага». Все мы были уверены в быстром окончании войны, никто тогда, в первые её дни, и не думал о серьёзной угрозе со стороны врага Ленинграду.
В мирное время на учениях МПВО мы теоретически изучали зажигательные бомбы, ловко носили через плечо противогазы. Знали о необходимости иметь ящики с песком и другие средства тушения пожаров. Но как далеки были наши представления от того, что в скором времени стало реальной действительностью!
Первый сигнал воздушной тревоги в Ленинграде раздался 23 июня 1941 года. Фашистский самолёт «Юнкерс-88» прорвался сквозь кольцо противовоздушной обороны города, но его все-таки сбили в районе станции Песочная. С этих пор сигналы воздушной тревоги стали звучать систематически — и днём, и ночью. Ежедневно к городу прорывались вражеские стервятники, правда, их обнаруживали на дальних подступах и в город не допускали.
Дежурства на крыше радиодома стали для радистов повседневностью. На вышку Дома радио, кроме дежурных, поднимались и руководители Радиокомитета: Я.У. Нусимович, В.А. Ходоренко, Н.И. Тарасов. Хорошо помню это время. Стоя на крыше, мы видели весь Ленинград. Отсюда, с высоты, он был особенно прекрасен. Июньские белые ночи, свежая зелень парков и бульваров, даже парящие под облаками аэростаты заграждения, сверкающие в лучах вечерней зари, украшали его. Город к ночи затихал, замирало движение на улицах и площадях. О войне напоминали большие зелёные баллоны с газом для аэростатов, которые бойцы ПВО переносили на руках. На Марсовом поле рядом с гранитным мемориалом жертвам революции вросла в землю батарея зенитных орудий. Около них — нацеленные в небо раструбы больших рупоров акустического обнаружения самолётов. На мостах через Неву — счетверённые пулемётные зенитные установки.
Жители города, готовясь к бомбёжкам, крест-накрест заклеивали полосами из бумаги окна своих квартир. Тогда это по незнанию и наивности считалось радикальным средством предохранения стёкол от действия взрывной волны. Позже, пережив первые бомбёжки, поняли бесполезность подобной затеи.
Под окнами моей квартиры в Татарском переулке упала двухсотпятидесятикилограммовая бомба. Взрывная волна не оставила не только стёкол, но и рам. Они были выворочены вместе с коробкой. Вылетели дверцы буфета и шкафа, посуда, одежда, белье — все разлетелось по комнате, оказалось на улице. Мой сосед с удивлением обнаружил свой двуспальный матрац на другой стороне улицы. Собрав оставшиеся личные вещи, я отправился в Дом радио.
1 июля 1941 года был получен приказ: перевести на казарменное положение специалистов радиовещательного узла — П.А. Палладина, А.М. Глинина, Л.И. Бахвалова, Л.И. Коптева и Я.М. Нестерова. Остальных первое время пока ещё отпускали ночевать домой.
Мы стали устраиваться в нашей «казарме» уже основательно. С пляжа у Петропавловской крепости завезли песок, запасли лопаты и ломы. В мастерской наладили производство клещей из полосового железа для обезвреживания зажигательных бомб. В одном из мебельных магазинов закупили двадцать раскладушек-«сороконожек». Они-то и сослужили нам добрую службу в течение всей войны.
Серьёзную опасность при налётах могли представлять большие окна центральной аппаратной, в зарядном помещении и в аккумуляторной. Мы решили их наглухо заделать. Достали толстые двухдюймовые доски, нашили небольших мешков, набили песком. Из окон вынули рамы, оконные проёмы с двух сторон закрыли досками, а между ними уложили ряды этих мешков. Теперь аппаратные круглосуточно освещались только электричеством. Надо сказать, что защита окон оказалась достаточно надёжной и спасала нас всю войну.
Как известно, в первые дни войны, согласно принятому постановлению, население должно было сдать имеющиеся радиоприёмники. Основным средством информации для населения стала проводная радиотрансляционная сеть. К этому времени в Ленинграде насчитывалось более 447 тысяч радиоточек. Практически радио имелось в каждой квартире.
С наступлением темноты радиостанции, работающие на длинных и средних волнах, прекращали свою работу, чтобы не служить приводными маяками для вражеских самолётов. Подача программ на центральную станцию городской трансляционной сети осуществлялась по линиям телефонной связи, проходя через наши распределительные устройства. Мы, конечно, понимали уязвимость и ненадёжность такой связи. И поэтому договорились с руководством городских телефонной и трансляционной сетей связать передающую сеть обходными линиями по всем трассам и направлениям. Прямой подземный кабель на пригородную радиостанцию «РВ-53» проходил неподалёку от центральной усилительной станции. Мы приняли решение сделать от кабеля отвод и тем самым получить ещё одну резервную линию. Кабель предстояло проложить под мостовой и тротуарами, даже через сквер. Работа оказалась непростой, а наша кабельная группа к тому времени основательно поредела. Мобилизовали всех. Не могло быть и речи о каких-либо экскаваторах, компрессорах и отбойных молотках. Основными орудиями были лом и лопата. Те дни были очень жаркими, и люди работали, обливаясь потом, с трудом вгрызаясь в тяжёлый, как камень, грунт.
Работали в две смены, а когда возвращались на радио, буквально падали от усталости, однако все понимали — тянуть время нельзя, дорог каждый день и час. В рекордно короткий срок — всего за пять дней — от основного кабеля сделали отвод и подвели его к телефонной станции.
Теперь у нас имелся надёжный резерв. Всю войну, при любых бомбёжках и артобстрелах, связь радиовещательного узла с городской трансляционной сетью не прерывалась ни на секунду.
В июле из Ленинграда началась эвакуация. В первую очередь вывозили детей. Это тоже воспринималось как временная мера: мол, расстаёмся с родными на один-два месяца, удивлялись требованию непременно снабдить детей зимними вещами. С детским садом Радиокомитета уехали в Костромскую область и мои трёх— и четырёхлетняя дочери. Предлагали эвакуироваться и нашим жёнам, но желающих не оказалось.
Каждый четверг у начальника Ленинградской дирекции радиосвязи и радиовещания Николая Александровича Михайлова проводились оперативные совещания с представителями радиостанций и других технических служб. Здесь обсуждались любые происшествия, подводились итоги, принимались решения по неотложным делам. Присутствовавшие быстро вникали в суть дела, быстро выявляли причины брака и аварий, оперативно принимали квалифицированные решения, которые выполнялись незамедлительно. Иногда кое-кому крепко попадало за халатность или нераспорядительность. Вспоминаю эти совещания-рапорты у Н.А. Михайлова потому, что они были примером слаженной ответственной работы, без долгих согласований и ожидания указаний. На них царил дух дружелюбия, взаимопонимания. Даже к провинившемуся относились хотя строго и требовательно, но с уважением к его человеческому достоинству.